В грузинском селе Чорвила, на территории заповедника, Борисом Иванишвили собраны все известные и редкие виды деревьев и растений мира, которые могут существовать в этой климатической зоне. Здесь же собрано большое количество редких, экзотических животных и птиц. Всевозможные породы попугаев, павлины белые и обычные, фазаны, туканы, розовые фламинго, райские птицы, турако, все породы лебедей, диких уток, семь разных пород гусей, лемуры, кенгуру, антилопы, маленькие антилопы породы дик-дик, олени, косули, зебры. Есть даже три разновидности семей пингвинов. И все живут на свободе.

Сам Борис Иванишвили — тоже весьма редкая и уникальная «птица» в российском олигархическом заповеднике. И тоже живет свободно, в роскошном замке, часть которого вырублена в скале.

Обострение отношений между Россией и Грузией понизило его рейтинг в списке богатейших россиян — несмотря на то что Иванишвили живет в Грузии, его основные активы находятся в России, да и сам он не склонен делать различия между грузинами и русскими. Иванишвили родился и вырос в СССР, и теперь он продолжает считать себя представителем одной большой страны, название которой Бизнес. Эксперты, оценивающие размер самых больших состояний мира, напротив фамилии Иванишвили пишут: «Россия». Несмотря на то что за последние два года оценка состояния российского олигарха, живущего в Грузии, подверглась серьезной ревизии, эксперты в области частных финансов по-прежнему считают, что Иванишвили входит в двадцатку самых богатых людей, живущих на постсоветском пространстве.

Его биография типична и причудлива одновременно. Трудовой путь Бориса складывался так, как складывалась карьера сотен тысяч советских людей, начинавших учениками в цехах и подсобными рабочими на производствах и постепенно выбивавшихся в начальники. Его карьерные и финансовые достижения несопоставимы ни с возможностями той стартовой площадки, которая у него была, ни с теми целями, которые он ставил перед собой. Бидзина Иванишвили может быть прекрасным олицетворением парадокса, заключающегося в том, что, если хочешь стать миллиардером, начинай с чистки ботинок, мытья полов или подметания улиц. Так начинали Рокфеллер и Аристотель Она-сис. Так начинал и Бидзина Иванишвили.

Университет Борис Иванишвили окончил с отличием. Но искать лучшую долю не стал — остался работать на том же заводе. Дипломированного специалиста повысили до должности старшего инженера, а затем и начальника лаборатории по научной организации труда.

Советская экономика, так же как и все общество, развивалась волнами. Наверху вдруг кому-то приходило в голову, что производству нужны новые высококвалифицированные инженеры — и сотни тысяч выпускников школ поступали в вуз на эту новую модную специальность. Потом кто-то решал, что страна нуждается в энергетиках, или начиналась всенародная кампания по снижению брака и издержек. Потом все эти начинания благополучно забывались. И миллионы подготовленных специалистов вынуждены были заниматься не своим делом. Из Грузии Бориса Иванишвили смыло очередной такой волной.

В начале восьмидесятых в застойной советской экономике повышенное внимание уделялось организации труда. Когда из Москвы пришла разнарядка о необходимости подготовки соответствующих кадров, молодого и перспективного специалиста Иванишвили отправили повышать квалификацию. В 1982 году он уехал в Москву, в аспирантуру НИИ труда. Через несколько лет, защитившись по специальности «научная организация и экономика труда», Борис Иванишвили вернулся в Тбилиси, в местное отделение НИИ.

Что такое старший научный сотрудник в конце 80-х? Ни интересной работы, ни перспектив. Кроме того, Иванишвили уезжал учиться, когда на дворе была одна эпоха, а вернулся в Тбилиси уже тогда, когда наступила другая. Специалисты его профиля были уже никому не нужны. В стране происходили очень бурные, но от этого не более понятные перемены. И что было делать в этой новой ситуации, Иванишвили себе не представлял. У него не было ни квартиры, ни семьи... Он жил в общежитии Литейно-механического завода и ходил на работу скорее для того, чтобы не потерять это временное пристанище. По собственному признанию, тогда у него и в мыслях не было, что вскоре он создаст банк, станет миллиардером... Просто было желание начать зарабатывать деньги, вспоминает Иванишвили.

Устав от безденежья и неопределенности, Иванишвили решил выпускать армированные шланги, которые в те времена были в дефиците. Зарегистрировав кооператив, Иванишвили арендовал на родном заводе имени Камо помещение и начал подготовку к производству. По вечерам лично собирал оборудование, но до выпуска шлангов дело не дошло — начал торговать компьютерами. Почему именно компьютерами? Ответ прост. Спрос на них был острее, чем на армированные шланги... Переориентировался Иванишвили быстро. Я был знаком с тбилисскими евреями, уехавшими за границу, созвонился с ними, они были рады начать бизнес. Начали отправлять компьютеры мне, а первым покупателем стала Академия наук Гоузии. Но грузинской прокуратуре не понравилась моя активность, то, что только за первую сделку на счета моего кооператива пришло больше 1 миллиона рублей; они арестовали счета. Я понял, что и дальше мне будут вставлять палки в колеса, и решил перебраться в Москву.

Еще во время учебы в Москве Иванишвили познакомился с будущим партнером по бизнесу Виталием Малкиным. Тот тоже учился в аспирантуре и работал в Московском институте инженеров транспорта, подрабатывая репетиторством. Я занимался физикой с одним грузином, который оказался дальним родственником Бориса, — рассказал Малкин в одном из своих интервью. — Так мы познакомились и подружились.

В Москве Иванишвили пришлось сменить свое грузинское имя. Меня как только не звали — кто Бузиной, кто Бизиной, кто Бензиной, — рассказал много лет спустя Иванишвили журналу «Forbes». — Однажды заведующая аспирантурой плюнула и сказала, что будет звать меня просто Борисом.

Когда Иванишвили вернулся в Москву после непродолжительной попытки сделать бизнес в Тбилиси, его приятель Малкин уже занимался предпринимательством — перепродавал что-то, пытался открыть ресторан... Но Борис предложил ему более организованный и понятный бизнес — торговлю компьютерами.

И снова заработала «дружеская схема». У Малкина были товарищи из железнодорожного института — доценты Сергей Мосин и Александр Брян-цев. Они организовали кооператив «Агропрог-ресс», который строил теплицы в Наро-Фоминске. Поскольку перспективы у «тепличного бизнеса» были более чем туманные, приятели согласились поучаствовать в новом деле. Чтобы не терять времени на регистрацию нового кооператива, торговлю компьютерами организовали через тот же «Агропрогресс». Такое в ту пору встречалось повсеместно: то, что агрофирма торговала компьютерами, не смущало ни клиентов, ни самих компаньонов. Доли в этом бизнесе у всех были равные. Это был 1988 год. Бизнесмены снимали комнату в трехкомнатной квартире на 5-м этаже без лифта — там был и офис, и склад, там же первое время, за неимением собственного жилья в Москве, жил и сам Иванишвили. Очень быстро бизнес стал набирать обороты. Компьютеры в то время раскупались как горячие пирожки. Преимущества новой техники, которая не производилась в России, быстро оценили и государственные, и коммерческие организации. Каждый новый кооператив считал хорошим тоном установить в своем офисе компьютер. Поэтому спрос значительно опережал предложение. И партнеры стали думать над расширением дела.

Москва в те времена кишела иностранцами, которые предлагали разный товар; ко мне они приходили толпами, но я видел, что почти все они мошенники, — вспоминает теперь Иванишвили. — И мы сами поехали за границу искать партнеров. Узнали, что в Париже проходит выставка высокотехнологичной продукции. Там познакомились с одной гонконгской фирмой, поехали к ним, — уверяю, мы были первыми русскими бизнесменами, которые приехали в Гонконг.

Заключили с ними наш первый крупный контракт. Всю эту технику делали в Китае, и мы рискнули пойти еще дальше: купили в Китае фабрику по производству кнопочных телефонов и кассетных магнитофонов. В 1990 году наша компания была одной из крупнейших в стране по продаже электронной техники, но многие уже поняли, что это прибыльный бизнес.

В 1990 году фирма Иванишвили собрала портфель контрактов на 11 миллионов долларов. Об этом Борис Иванишвили сейчас вспоминает с нескрываемой гордостью, добавляя, что фирм такого масштаба в те годы в Москве было всего две-три. Это было уже большое дело. Компания вела взаиморасчеты с десятками организаций, многие из которых просто не имели возможности рассчитываться наличными. Все больше расчетов приходилось вести через банки. И в какой-то момент у компаньонов созрел закономерный вопрос: зачем работать с чужими банками, когда можно создать свой? Тем более что финансовый бизнес в начале 1990-х был на подъеме. Но был и еще один фактор, повлиявший на принятие этого решения. Поставками техники в Россию начинали заниматься все больше компаний. Дальновидный Иванишвили понимал, что уже через год конкуренция на этом рынке будет невыносимой, поэтому нужно было готовить «запасной аэродром». Свой банк был самой подходящей запасной площадкой.

Партнеры по «Агропрогрессу» зарегистрировали банк без проблем. В учредители банка пригласили фонд «Вечная память солдатам», который возглавлял ветеран Афганистана Анатолий Безуглов. Тогда такое «партнерство» тоже было повсеместным явлением. «Афганцам», «чернобыльцам», инвалидам государство предоставило различные льготы — налоговые, таможенные и так далее. Поэтому коммерческие организации охотно привлекали к своей деятельности такие организации. Нередки были случаи, когда по документам в коммерческих компаниях весь персонал состоял из слепых и глухих инвалидов. Кроме того, сообщество «афганцев» имело репутацию неформальной, но хорошо организованной и сильной структуры, с которой даже бандитские группировки предпочитали не связываться. Но сотрудничество с Анатолием Безугловым обернулось для Иванишвили еще одной приятной стороной. Оказалось, что Безуглов был хорошо знаком с начальником Главного управления центрального банка по Москве Константином Шором, и он познакомил с ним Бориса Иванишвили. Наличие такого покровителя в системе Центробанка давало частному банку очень серьезные преимущества. Обаятельный и деловой Иванишвили сумел очаровать Шора настолько, что они стали друзьями. Существует даже легенда, что название нового банка — «Российский кредит» — придумала жена Шора.

Анатолий Безуглов вышел из бизнеса почти сразу после регистрации банка «Российский кредит». Тепличных дел мастер Брянцев к тому времени заработал около 60 тысяч долларов и решил, что этого достаточно для безбедного существования. Поэтому и он вскоре из дела вышел. Партнеров осталось только трое: Иванишвили, Малкин и Мосин. Вскоре обнаружилось, что Мо-син растрачивал деньги банка в личных целях. Борис Иванишвили до сих пор вспоминает об этом с нескрываемым негодованием и презрением. Но тогда он сдержал эмоции и предложил Мосину уйти из бизнеса, продав свою долю в «Российском кредите». Мосин нарываться на неприятности не стал и продал свои акции Иванишвили. Эта покупка позволила Иванишвили довести свой пакет до 67 %. У Виталия Малкина было 33 %.

Первый офис банка партнеры открыли в здании детского сада и работали в нем по 24 часа в сутки. Пока в банке было до 100 человек, любое мельчайшее решение принимал сам Иванишвили, который буквально дневал и ночевал в офисе. Тогда кредиты выдавались без всякого обеспечения, могло быть много невозвратов, приходилось лично решать, кому давать кредит, а кому нет. Но банк не прогорел и вскоре начал набирать обороты. Иванишвили и партнеры делали то, чего не делали другие. Они были первыми по объемам продаж наличной валюты. Это было мудрое решение, которое приносило компании солидную прибыль. Расчет был прост: доверие населения к рублю было подорвано; пытаясь хоть как-то уберечь свои накопления и зарабатываемые деньги, люди стремились обратить их в более надежную и защищенную от российских потрясений валюту. Удовлетворяя этот спрос, можно было иметь неплохой процент.

Мы, например, специально заказывали новые долларовые купюры, — рассказывает Иванишвили, — создавали оптовые центры розничной продажи валюты.
Другим гениальным ноу-хау Иванишвили была идея расширения клиентской базы за счет тех, кто сдавал банку помещения в аренду. Тогда предприятие неизбежно переходило на обслуживание в банк, и, кроме того, банк мог рассчитывать на покупку доли в бизнесе того предприятия, у которого снимал помещение.

Мы приходили к директорам предприятий, институтов и договаривались — они нам выделяли помещения, а мы делали эти организации пайщиками банка, давали процента по два, они потом становились нашими клиентами, — рассказывает Иванишвили об открытии, которое позволило его банку в самые короткие сроки выстроить широкую сеть филиалов, уже обеспеченную клиентами. Широкое присутствие «Российского кредита» по всей стране помогло банку быстро выбиться в лидеры.

Первый «представительский» офис банка в Москве открылся на Нахимовском проспекте, в магазине «Научные приборы». Роскошный Морозовский особняк на Смоленском бульваре — визитная карточка «Российского кредита» — появился значительно позже. На реставрацию здания ушло три года и 6 миллионов долларов, зато потом было чем похвастаться перед клиентами.

Занимаясь созданием банка, Иванишвили столкнулся с серьезной проблемой. Найти грамотных сотрудников оказалось сложнее, чем найти помещения под офисы и привлечь новых клиентов. Сеть филиалов росла, а специалистов по кредитованию, по валютным операциям, по ценным бумагам катастрофически не хватало. Тогда Борис Иванишвили совершил еще один — на тот момент абсурдный — но, как оказалось стечением времени, совершенно правильный поступок. Он создал первый в России банковский колледж, который готовил сотрудников для банка «Российского кредита». Первые лекции Иванишвили читал лично. Вообще это характерная для Иванишвили черта — принимать непосредственное участие во всех своих проектах, вникать в мелочи, своими руками выстраивать работу. Иванишвили не боялся быть индивидуалистом всегда и во всем. Но, пожалуй, самым главным здесь было то, что Иванишвили не боялся браться за малознакомое дело. Он принимался за новые проекты с энтузиазмом, который помогал ему осваивать новые знания и обретать опыт в процессе работы. Тогда в бизнесе было мало профессионалов. Да и тех, кто мог взять на себя роль лидера, тоже было немного. По воспоминаниям участников событий, все нити управления банком Иванишвили держал в своих руках. Малкин по большей части выполнял представительские функции. Он по натуре не мог руководить, — рассказывает о своем партнере Иванишвили. — Он очень образованный, много книг прочел, в искусстве отлично разбирается... Но дирижировать ему не дано.

Малкин общался с журналистами, ходил на предвыборные встречи олигархов с Борисом Ельциным и Анатолием Чубайсом, заседал во всевозможных союзах и палатах. Он же получил для «Российского кредита» все необходимые лицензии, готовил банк к конкурсам на обслуживание различных бюджетных счетов, привлекал крупных клиентов. Малкин был лицом банка; въедливый и не склонный к публичности Иванишвили — мозгом. В выстраивании долгосрочных стратегий и комбинаций ему не было равных. Именно благодаря Иванишвили клиентом банка стал Российский государственный комитет по драгоценным металлам и драгоценным камням.

С тогдашним руководителем Роскомдрагмета Евгением Бычковым Борис Иванишвили познакомился в 1995 году. «Российский кредит» к тому времени был одним из самых крупных российских банков. И Борис Иванишвили смог убедить Бычкова перевести счета Роскомдрагмета на обслуживание в «Российский кредит». Для банка выгоды от такого сотрудничества были очевидны: Роскомдрагмет продавал за рубеж золото и драгоценные камни, через его счета проходили миллиардные суммы. Впоследствии наличие такого «жирного» клиента спасло банк от разорения. Непосредственно перед августовским кризисом депозит Роскомдрагмета в банке составлял 27 миллионов долларов, и у него всегда были большие остатки на счетах — до ста миллионов.

Позднее, когда грянул скандал в связи с делом компании «Golden Ada», через которую были похищены несколько тонн российского золота на сотни миллионов долларов, Бычков потерял свой пост. Но Иванишвили проявил благородство и устроил бывшего чиновника в свой банк на должность вице-президента.

Он просто плакал, не знал, что делать, и единственным человеком, который ему помог, был я, — рассказал Иванишвили в 2005 году корреспонденту журнала «Forbes» Елене Березанской.

Иванишвили лучше других представлял, как реагируют недавние коллеги и партнеры на ком-проматные скандалы. Его самого неоднократно пытались представить крестным отцом мафии, ставили его имя в ряду с такими персонами, как Квантришвили, Бендукидзе, Магарадзе. Борис Иванишвили на себе прочувствовал все особенности начального этапа российского капитализма: чтобы воздействовать на него, у него даже похищали брата. Жест сочувствия в адрес бывшего партнера, оказавшегося в затруднительной ситуации, в данном случае был искренним и лишенным каких бы то ни было далеко идущих меркантильных соображений.

Люди, хорошо знающие Бориса Иванишвили, рассказывают, что он всегда старательно избегал конфликтов. Тем не менее в 1997 году предприниматель оказался вовлечен в самую гущу событий вокруг Красноярского алюминиевого завода (КрАЗ), где между компанией «Trans World Group» братьев Черных и российскими акционерами во главе с Анатолием Быковым шла война за контроль над сверхприбыльным бизнесом.

История началась еще в 1992-м, когда «Российский кредит» приобрел на ваучерном аукционе около 30 % акций другого предприятия — Красноярского металлургического завода. Иванишвили в тот период занимался очередным «бесперспективным» делом: он скупал акции предприятий, которые даром были никому не нужны. Все внимание крупных игроков было сосредоточено на предприятиях, которые имели экспортные возможности. А Иванишвили покупал «бросовый товар» — акции горно-обогатительных комбинатов и заводов, которые работали на чужом сырье. Как раз таким предприятием был Красноярский металлургический завод. Он находился рядом с алюминиевым заводом и был зависимым предприятием, которое выпускало продукцию из кразовского алюминия. Но КрАЗ в начале 1990-х годов отправлял алюминий за границу, и Красноярский металлургический завод стоял без работы и интереса для инвесторов не представлял. Купить такое предприятие — полностью в духе Иванишвили. Никто не думал, что какой-то дурак станет покупать его акции, — рассказывает Иванишвили. — Но этим «дураком» оказался я.

«Заходить» на КрАЗ Иванишвили не планировал. Это произошло почти помимо его воли. Так случилось, что в 1993 году клиентом «Российского кредита» стал Василий Анисимов. Его компания «Трастконсалт» поставляла алюминий на экспорт, и у нее всегда были хорошие остатки на счетах. Анисимова привлекли в банк низкие ставки за конвертацию валюты. Постепенно Иванишвили и Анисимов сдружились.

Тем временем война за Красноярский алюминиевый завод разгоралась. При этом 20 % акций алюминиевого завода находились в собственности у государства, и дешево продавать их оно не собиралось. В конце 1994 года кто-то — кто именно, точно неизвестно — пробил в Госкомимуществе постановление, втянувшее в войну и Красноярский металлургический завод. Согласно постановлению металлургическое предприятие объединялось с заводом-соседом, а также с поставщиком сырья — Ачинским глиноземным комбинатом. Красноярский металлургический завод должен был выпустить дополнительные акции в пользу государства, а правительство в обмен на эти акции передавало КраМЗу 20 % Красноярского алюминиевого завода и 20 % Ачинского комбината. «Партия» принимала неожиданный для участников оборот. Получалось, что тот, кто контролирует Красноярский металлургический завод, становился владельцем самого крупного пакета акций алюминиевого завода, который был объектом ожесточенного противостояния!

Участники войны за Красноярский алюминиевый завод были ошеломлены, когда узнали, что у Красноярского металлургического завода уже имеется крупный собственник — Иванишвили. Это означало, что завладеть пакетом алюминиевого завода, «подарив» его КраМЗу, а затем недорого купив сам КраМЗ, так просто не получится. Ситуация обострялась с каждым месяцем. В 1995 году российская металлургия пережила волну заказных убийств. Вечером 6 апреля 1995 года в подъезде дома № 2 по Ленинградскому проспекту были обнаружены двое истекающих кровью мужчин — оба с огнестрельными ранениями головы. Ими оказались член правления Саянского алюминиевого завода (СаАЗ) Валерий Токарев и его водитель Лев Казаков. Вызванные на место происшествия милиционеры отправили обоих в Институт имени Склифосовского. В больнице Токарев умер, не приходя в сознание. Несколькими днями позже двое неизвестных расстреляли на Кутузовском проспекте машину заместителя главы банка «Югорский» Вадима Яфясова. В начале 90-х Вадим Яфясов работал в Министерстве металлургии, в отделе, отвечавшем за выдачу лицензий на экспорт металла. С приходом Яфясова банк «Югорский» начал активно продвигаться на металлургический рынок и заключил партнерские отношения с Красноярским металлургическим комбинатом.

В июле на территории охраняемого правительственного дома отдыха «Снегири» был убит и глава банка «Югорский» — Олег Кантор. Киллеры выстрелом в голову убили и его телохранителя. Самого банкира буквально выпотрошили при помощи коллекционного испанского ножа из его же собственной коллекции. При осмотре тела эксперты насчитали более 18 глубоких ножевых ран, каждая из которых гарантированно привела бы к летальному исходу.

В сентября 1995 года на 107-м километре Волоколамского шоссе в пяти метрах от асфальтированной площадки для отдыха, на куче мусора, с пятью огнестрельными ранениями обнаружен труп Феликса Львова, главы российского офиса американской компании, предпринимавшей попытки заниматься экспортом российского металла. Участники бизнес-сообщества видели за всеми этими убийствами зловещую тень «Trans World Group», не терпевшей конкурентов на собственном поле и «вражеских» агентов в своих рядах.

Другие участники большой алюминиевой «дербанки» тоже вели военные действия. В марте 1996 года в Красноярске был убит предприниматель Олег Губин, владевший акциями Красноярского алюминиевого завода и имевший виды на пост директора предприятия.

Ситуация обострялась с каждым месяцем. В этих обстоятельствах Борис Иванишвили предпочел оказаться подальше от очага военных действий. Лето 1996 года Иванишвили проводил на частной вилле в Сан-Тропе. Он рассказывает, что однажды ему позвонил неизвестный и потребовал продать акции Красноярского металлургического завода. Он говорил таким голосом, что у меня внутри все похолодело, — вспоминает Иванишвили. — Я был во Франции, но на ночь на всякий случай все двери закрыл. В ту ночь Иванишвили не сомкнул глаз ни на минуту.

Иванишвили попросил таинственного переговорщика перезвонить на следующий день. А когда на другой день звонок раздался вновь, сообщил цену, за которую он согласен был уступить акции. Иванишвили поставил свое условие: он будет разговаривать только с директором Красноярского алюминиевого завода. Неизвестный собеседник согласился.

К моменту возвращения Иванишвили из Франции акционеры Красноярского алюминиевого завода, которые раньше совместно боролись с братьями Черными, начали враждовать уже между собой. С одной стороны завод тянул на себя Анатолий Быков, с другой — гендиректор КрАЗа Юрий Колпаков и его команда.

К возвращению Иванишвили в «Российском кредите» уже подготовили документы на продажу пакета акций. Но приехавший на встречу Колпаков, по словам Иванишвили, повел себя нагло и назвал цену в пять раз ниже оговоренной.

К удивлению Колпакова, Иванишвили в резкой форме просто послал визитера на три буквы. Колпаков психанул, выскочил из кабинета, но через несколько минут вернулся и подписал документы на условиях Иванишвили.

Но история на этом не закончилась. Ровно через год, вопреки всякой логике, Иванишвили стал акционером самого Красноярского алюминиевого завода.

Если бы не Анисимов, — рассказывает он, — я бы туда не полез. Оказалось, что глава «Трастконсалта» Василий Анисимов, ставший клиентом банка «Российский кредит» и другом Иванишвили, покупал металл на Красноярском алюминиевом заводе и продавал его за границу. По существующей тогда практике работы по предоплате Анисимов перечислил на завод 10 миллионов долларов за алюминий, но товар не получил. Деньги предприятие ему тоже не вернуло.

Генеральный директор КрАЗа Колпаков согласился вернуть долг акциями КрАЗа. Из соображений безопасности Иванишвили настоял на том, чтобы сделку провели во Франции, куда он снова выехал «на отдых». Иванишвили организовал встречу всех участников сделки в Ницце. На этот раз директор завода Колпаков вел себя сдержанно и спокойно. В соответствии с договоренностями он привез 48 % акций предприятия. Но в процессе общения выяснилось, что Колпаков надеялся рассчитаться с долгами не только своими акциями, но и акциями Анатолия Быкова. Колпаков просто вычеркнул Быкова и его партнера Дружинина из реестра акционеров. Представив себе, чем может обернуться эта сделка для него лично, Иванишвили пришел в ужас. В итоге миролюбивый банкир принял мудрое решение. Анатолию Быкову вернули его 20 % акций. А оставшиеся акции поделили: 14 % достались Иванишвили и Анисимову, а оставшиеся 14 % увез Колпаков и его партнеры.

В результате на заводе воцарился временный мир. Пользуясь этой передышкой, Иванишвили с Анисимовым выкупили еще по 5 % акций КрАЗа у миноритарных акционеров завода — двух международных компаний «Daewoo» и «Glencore». Таким образом, у каждого партнера в руках оказалось по 12 % акций. Команда Колпакова, которая «подставилась», пытаясь продать акции Анатолия Быкова за его спиной, больше не пыталась перетянуть одеяло на себя.

Но весной 1998 года, после непродолжительно «антракта», вокруг завода началось новое действие. Александр Лебедь после победы на губернаторских выборах двинулся в атаку на Анатолия Быкова.

Было ли это инициативой самого губернатора или атака на Быкова была «пятым актом» пьесы, в которой Иванишвили был и автором, и главным действующим лицом, — никому не известно.

Но Лебедя и Иванишвили связывали совершенно определенные деловые интересы. Хотя в устах Иванишвили история его отношений с Лебедем по-прежнему звучит многозначительно и недосказанно.

Я раскручивал Лебедя, когда он был брошенным политиком. Меня тогда включили в так называемую «семибанкирщину». Члены предвыборного штаба Ельцина, который возглавлял Анатолий Чубайс, не воспринимали Лебедя всерьез. А я разместил в офисе банка его предвыборный штаб, финансировал его раскрутку. За месяц перед выборами все поняли, что я был прав: у Ельцина был низкий рейтинг, Лебедь на выборах отдал свои голоса Ельцину и тем самым обеспечил ему победу. Мне же тогда никто даже спасибо не сказал, а когда Лебедя снимали с поста руководителя Совбеза, все вспомнили, что это я его привел, и сделали меня крайним. Это был единственный раз, когда я участвовал в политике. Потом, когда Лебедь избирался губернатором, я по старой памяти помог ему кадрами, но напрямую не финансировал и не был с ним никак связан.

В октябре 1999 года Анатолия Быкова задержали на венгерской границе и отправили в Лефортово.

К этому времени прозорливый Иванишвили собрал в своих руках акции крупнейших горнообогатительных комбинатов — Стойленского, Михайловского и Лебединского. Ненужные никому во время алюминиевых войн предприятия, добывающие руду, в «мирное время», когда раздел отрасли был завершен, оказались настоящим сокровищем.
На скупку акций Стойленского ГОКа Иванишвили потратил около 50 миллионов долларов. Когда в середине 2004 года владелец Новолипецкого металлургического комбината Владимир Лисин, стремившийся к укреплению своей империи, заинтересовался покупкой комбината, он предложил Иванишвили и директору предприятия выкупить у них Стойленский ГОК за 650 миллионов долларов. Это ли не лучшая оценка прозорливости и дальновидности Иванишвили?

Три крупнейших ГОКа позволяли контролировать бблыиую часть черной металлургии. Но Иванишвили не ставил перед собой такой задачи. Он хотел на базе одного или двух ГОКов построить компанию полного цикла. Для этого ему нужно было приобрести контроль над крупным сталелитейным предприятием.

Шанс реализовать эти планы выпал весной 1997 года. Борис Иванишвили договорился с Владимиром Потаниным и Борисом Йорданом о выкупе у них контрольного пакета акций Новолипецкого металлургического комбината. Предприятие было территорией, на которой пересекались интересы Потанина, Лисина, братьев Черных, поэтому Иванишвили не понадобилось долго уговаривать Лисина и Потанина продать акции.
Однако в процессе реализации этой сделки намерения некоторых ее участников изменились. Когда в результате совместных действий братьев Черных удалось выжить с комбината, Владимир Потанин неожиданно расхотел продавать акции. Иванишвили, естественно, почувствовал себя оскорбленным. Это поражение он до сих пор не может вспоминать без эмоций, несмотря на то что в его судьбе были и более сокрушительные падения.

Из-за дефолта 1998 года Иванишвили был вынужден расстаться с жемчужиной своей коллекции — Лебединским ГОКом. Для спасения «Российского кредита» срочно потребовались деньги. Получить их можно было только одним путем — уступить кому-то из заинтересованных структур часть своих активов. Иванишвили понимал, что в создавшихся условиях цена, предложенная за предприятие, будет минимальной. Но вынужден был пойти на этот шаг. Иванишвили продал Лебединский ГОК Алишеру Усманову, получив за это в лучшем случае половину цены, за которую можно было в последующем продать комбинат. Но эти деньги помогли спасти банк.

В 2005 году Борис Иванишвили продал Алишеру Усманову Михайловский ГОК и таким образом фактически полностью вышел из металлургического бизнеса. Этот поступок вызвал у многих справедливое удивление. Иванишвили смог благополучно пережить самые тяжелые времена, и его решение расстаться с комбинатом, который является значимым источником сырья для всей отрасли, не имело под собой никаких видимых оснований. Впрочем, близкие к бизнесмену люди утверждали, что Иванишвили просто устал от металлургии, на которую было потрачено так много нервов и сил. Кроме того, уход из отрасли существенным образом не сказался на положении всей его бизнес-империи, значительно разросшейся за последние десять лет.

В 2000 году Борис Иванишвили основал агропромышленную корпорацию «Стойленская нива», ставшую одним из крупнейших российских сельскохозяйственных холдингов. Корпорация объединяет более тридцати растениеводческих, животноводческих и перерабатывающих предприятий, а также ряд инфраструктурных объектов, расположенных в Белгородской, Воронежской, Курской, Смоленской областях.

В 2002 году Иванишвили основал одну из крупнейших российских аптечных сетей «Доктор Столетов».

Кроме того, Бидзина Иванишвили является заметным игроком на московском рынке недвижимости. Его инвестиционный портфель в этой сфере оценивают в полтора миллиарда долларов. В частности, ему принадлежит 100 % акций гостиницы «Центральная», на месте которой к 2011 году планируется построить пятизвездочный «Люкс-Отель» с торговыми площадками и подземным паркингом. Он будет передан в управление одной из гостиничных сетей.

Другим проектом, которым также занимается принадлежащая Иванишвили компания «Уникор», является реконструкция гостиницы «Минск», также расположенной на главной улице Москвы.

Компания Иванишвили занимается также строительством элитного жилья в Москве. Помимо московской недвижимости в портфеле Бориса Иванишвили есть российские ценные бумаги. Среди них по 1 % акций корпораций «Газпром», «ЛУКОЙЛ» и РАО «ЕЭС России». Стоимость только этих пакетов акций превышает один миллиард долларов. Но сам Иванишвили заявляет, что самое главное его богатство — это семья. Иванишвили много лет женат. У него трое детей. После смерти отца Иванишвили оставил оперативное управление своими ключевыми проектами и отдал большую часть своего времени и внимания именно семье.

Он не единственный олигарх, который оспаривает оценку своих капиталов журналом «Forbes»: Иванишвили говорит, что она значительно ниже, чем есть на самом деле. Но он — один из немногих, кто не поддался соблазну самому пойти в политику. В 2006 году, по данным всех опросов общественного мнения в Грузии, Иванишвили с большим перевесом опережал Саакашвили. Борис Иванишвили даже не счел нужным как-то комментировать свою популярность. В своем врезанном в скалу доме в селе Чорвила Борис Иванишвили общается только с родственниками и близкими и изредка выезжает оттуда только в случае крайней необходимости. Слава «олигарха, которого никто не видел», не приносит ему ни потерь, ни приобретений.

Я действительно непубличный человек, но это связано исключительно с моим характером, — признается Иванишвили. — Я не люблю встречаться с журналистами, участвовать в публичных мероприятиях, бывать на разных тусовках. Там надо надевать маску, а я не выношу формальностей. Я материалист, не верю в жизнь после смерти, а сама жизнь коротка, и я не хочу делать ничего, что ограничивает мою свободу. Я вообще не люблю быть в центре внимания, не люблю праздников, никогда даже не отмечаю свой день рождения.